Пани Зофья. У вас колесо отвалилось - Яцек Галиньский

стояла на ногах. Мне было неловко из-за того, как Голум меня обнимал. Он убрал руку. Наверное, тоже устыдился.

– Какой вы умный, подумать только. Я ничего не понимаю, но знаю, что надо что-то делать, – объявила я и направилась к себе. – Вы, конечно, пойдете со мной?

– Куда?

– Я должна узнать что-нибудь об этом адвокате.

– Я бы не советовал. Они опасные люди. Мафия в белых воротничках. Такие и убить могут. Не задумываясь.

– Так вы идете или нет? Какой-то вы нерешительный… – Я высунулась в коридор из своих дверей.

– Не могу. У меня билеты на сегодняшний матч.

Вот подлец! Хотя я все равно на него не рассчитывала. Никогда от него толку не было. Я вернулась к себе. В кухонном шкафчике отыскался последний сухарь. И то хорошо. Я взяла тележку, документы и ключи. Ничего другого мне в голову не пришло. Я снова помучилась, закрывая двери. Голум, который так и стоял в дверях своей квартиры, проводил меня взглядом:

– Будьте осторожны.

– Да идите вы к черту.

Глава 6

Спускаясь на лифте, я подумала, что меня, наверное, раздражает поведение Голума. Иначе я бы с ним согласилась. У меня было дурное предчувствие. В последние дни произошло множество событий, на которые я никак не могла повлиять. Я не слишком хорошо ориентировалась в новом для меня мире грабителей и убийц. Может, меня подводит уверенность в себе, подумала я. Когда я слушала рассказы разных начитанных людей о войнах, катаклизмах и эпидемиях, мне хотелось жить в какое-нибудь удивительное время. Восемьдесят девятый год и крах коммунизма стали последними значительными событиями моей жизни. Большого вклада я не внесла. Я, правда, была членом «Солидарности»[10], но кроме раздачи брошюр, ничего великого не свершила. В «Солидарность» меня затащил Хенрик, ненавидевший коммунистов за то, как они с ним обошлись. Сломали ему карьеру, разлучили с морем. В девяностые годы закончилась моя профессиональная деятельность. Я рассталась со школой, в которой преподавала больше двадцати лет. Цены начали расти, грянул кризис, последовали пенсия, бедность, а после исчезновения Хенрика и одиночество. Я думала, что жизни конец, да так оно и было. Я закончилась не физически, а как человек. Старуха, с которой никто не считается. Я вдруг перестала быть нужной. Все смотрели на меня как на проблему: врачи, служащие, соцработники. Из уважаемой личности я превратилась в недочеловека. Ужасно горько.

Отсюда, может быть, и мое желание поквитаться с теми, кто обокрал мою квартиру. Хватит с меня покорности. Сколько можно? Довольно.

С другой стороны, это все-таки не мой мир, и открывать его для себя мне, наверное, уже поздновато. Откуда сил взять? Может, лучше было бы связаться с полицейскими, вежливо подождать, рассказать, что произошло, и дожидаться их вмешательства? А может, Голум прав – богачей никто пальцем не тронет, они всегда выйдут сухими из воды? Я в первый раз всерьез задумалась, что со мной может что-нибудь случиться. Может, сын из лучших побуждений хотел, чтобы за мной присматривали? Мне не нужно было бы воевать с жизнью, биться за каждый день. Особенно учитывая весь этот бардак.

Дин-дон. Лифт опустился на первый этаж, прервав мои мысли. Неважно. Даже если бы я додумалась до каких-нибудь стоящих выводов, я бы их недолго помнила, при моей-то памяти.

Адвоката и Крепыша я увидела сразу за подворотней. Они разговаривали, стоя возле открытой дверцы большой белой машины. Скорее всего, заграничной. Адвокат, посмеиваясь, что-то рассказывал. Крепыш курил и слушал.

Я обрадовалась: еще не все потеряно. Я подкрутила слуховой аппарат на максимум. Из телесериалов я знала, что в подворотнях, возле перекладин, где выбивают ковры, и на прочих помойках бандиты обмениваются важной информацией насчет последнего преступления. Во всяком случае, так дело было представлено в одном новом псевдодокументальном сериале.

– У меня тоже когда-то был кот, – говорил адвокату Крепыш.

– Какой породы?

– В смысле – какой породы? Никакой. Приблудился ко мне на балкон. Тощий такой, шерсть слиплась. Я его выкинуть хотел…

– Выкинуть кота с балкона?

– А что?

– Ты на каком этаже живешь?

– На четвертом. Для кота, наверное, невысоко.

– И как, выкинул?

– Да говорю ж, бля, был у меня кот, он же у меня не две минуты был. Я его оставил на балконе – такой грязный, в руки брать не хотелось. Я как раз с грилем возился.

– И что тот кот?

– Остался у меня.

– И вы полюбили друг друга.

– Не, бля. Он мне весь диван изодрал. Кожаный диван-то, я за него одиннадцать тысяч отвалил. Сечешь?

– Закончил? – спросил адвокат, указывая на сигарету.

– Да. – Крепыш бросил окурок на тротуар.

Оба сели в машину. Заурчал мотор. Из обеих блестящих труб показался дым, и машина сорвалась с места как бешеная.

Я бросилась следом, но какие у меня были шансы догнать их? Никаких. Выйдя из подворотни, я увидела, что они, едва отъехав на несколько метров на своей этой блестящей тачке, завязли в послеобеденной пробке. Медзяная – улица не центральная, но с тех пор, как в нашем районе появилось много новых офисов, транспортный поток значительно увеличился. К тому же водители пытались срезать путь по Медзяной, чтобы не соваться на переполненную площадь Завиши. У меня не было ни желания, ни возможности гоняться за этими франтами пешком. К счастью, прямо возле нашего дома укладывал большой чемодан в багажник машины какой-то услужливый таксист.

– Извините, простите, вы куда едете? – спросила я.

– У меня пассажир.

– Я вижу, но вы куда направляетесь? Я бы с удовольствием села.

– Ну не знаю. Спросите пассажира.

– Он наверняка согласится.

– Спросите, пожалуйста.

Я нажала на ручку задней дверцы. В машине сидел темнокожий мужчина. Какой же он был могучий! Но не как те тощие бегуны, которые, как я иногда вижу по телевизору, часами носятся по стадиону. Этот был похож на того громилу, который так страшно навалял нашему Анджейке Голоте[11].

– Hello, – сказала я, влезая в машину. – How do you do?

Х-ха! Жалко, что меня в эту минуту не видела наша учительница из клуба для пенсионеров! Вам надо больше заниматься, говорила она. А вот тебе. Кто из нас умный, а кто дурак? Кто?

– What are you doing? This is my cab, – удивленно сказал пассажир.

– Я вас, извините, не понимаю, – улыбнулась я. – И что вы мне сделаете?

Я похлопала его по плечу, чтобы он так не волновался, и придвинулась к нему, давая понять, чтобы он освободил мне немного места. Мало того что большой, так еще и расселся